Книга первая. «Право писание». Раздел 5
Г. Веселовская. Из цикла «Когда умирают герои» (1.5)
Из книги
«Когда умирают
герои»


ФРОМБОРКСКИЕ КОЛОКОЛА
(СМЕРТЬ КОПЕРНИКА)

Фромборкских старых колоколен дрожь
Всех освятит, кого ни встретит,
И шляпу снял крестьянин,
убиравший рожь,
И крестится проезжий дворянин в карете,

Дрожь гулкая с утра.
Где травяной напиток?
Виски сдавила боль, как иглами венец,
Там, в нише на столе
из Гейдельберга свиток
И книга, что вчера привёз ему гонец.

Огромная, ей тесно в этой нише,
Из кельи просочась
сквозь стрельчатость окон,
Встаёт над острыми хребтами крыши,
Над стенами распятий и икон.

Развёрнут колоколом треугольник книги,
Грохочет сполохами будущих зарниц,
И рвутся в клочья веры и вериги
От схем и формул кожаных страниц.

Фромборкских старых колоколен дрожь
Оповещает всех: он умер на рассвете,
И шляпу снял крестьянин,
убиравший рожь,
И крестится проезжий дворянин в карете.

1979


ДОН КИХОТ

Ушли великаны –
лишь мельницы в поле маячат,
Где шлем был крылатый,
валяется тазик в пыли.
Нет в стойле пустом Росинанта –
ледащую клячу
Вчера в живодёрню свели.

А где Дульсинея,
где дама в парче златотканой? –
Торгует в Тобосо
рябая крестьянка
шпинатом и перцем.
И нет самого Дон Кихота –
сидит у окна Дон Кихана,
Жив старый идальго,
но умерло в теле дряхлеющем
Рыцаря сердце.

1968


ДОН ЖУАН

Дон Жуан умирает, вы слышали?
Тело жёсткою судорогой стянуто,
Не в камзоле с брабантами пышными –
В поте смертной рубашки холщовой.
Он и проклятый был, и прощённый,
И на исповедях упомянутый
Госпожами, служанками, нищими…
Дон Жуан умирает, вы слышали?

Командор не виновен, вы слышали?
Ни живой, ни из камня изваянный.
Вы потом сочините, напишите,
Что, мол, статуя шла на пирушку.
…Плечи смуглые давят подушку,
Кто-то в сенях листает евангелие.
Под седыми мадридскими крышами
Дон Жуан умирает, вы слышали?

Донна Анна в Толедо, вы слышали?
Донна Анна в замужестве новом.
Дон Жуан – он там третий, он лишний, –
Вечный искус, восторг и любовь.
Не для рифмы на шпаге пузырится кровь,
И смеются глаза под беретом лиловым,
И румянится рот в поцелуях,
как в вишенье…
Дон Жуан умирает, вы слышали?

1981


БАРОН ЖИЛЬ ДЕ РЕ
(ИЗ АНАТОМИИ ДУШИ, ТЕЛА И ИСТОРИИ)

Скелеты и кожа,
И внутренность мышц и кишок,
И кровь – тайна таинства тоже.
Жена лишь взглянула – смятенье и шок,

И крик, и беспамятство. Да жутковато:
В каморке под лестницей трупы кровят…
Он даже не снял пропылённые латы,
Несёт её в спальню, кладёт на кровать.

- Любимая, слушай,
Это не жёны, убитые в пытках,
Нелепейший случай,
А вы, молодые, всегда любопытны…

Не слышит, не слушает. Жаль!
То рвётся вдруг броситься с башни,
То ищет спаситель-кинжал,
Потом замолкает молчанием страшным.

Проклятая жажда
Узнать, рассмотреть и осмыслить!
Однажды
Слуга умирал и молился
божественной выси.

Цирюльник с ножом
Склонился над пульсом рассеченной жилы,
И скользким ужом
Догатка ползла по сознанию Жиля.
Он умер наутро,
Вояка и верный вассал,
Но в замке семейном и хуторе
На гроб его землю никто не бросал.

Барон-чернокнижник
Застывшее тело раздел донага
И вместо того, чтоб отдать его ближним,
Разрезал на части: ключица, нога,
Череп с пустыми глазницами…
Всё дюймами мерил, разглядывал
чрево и мозг.
Перекреститься
Конюх, увидевший это, не смог –

Рука опустилась от страха.
Теперь вот в безумье она, –
Разорвана в клочья рубаха,
Коса расхлесталась седая…

– Жена умирает! Жена!
– Которая в счёте? Седьмая?
– Любимая и единственная!
...Но время смеётся
над истинами.

1979


ГАМЛЕТ

Мама, опомнись!
И бежать, как в детстве,
Крик спрятать в её коленях,
Но мать – королева
с королевским кокетством
Разглаживает сорокалетние
Припудренные морщины.
Она – женщина,
она ждёт мужчину.
Король умер…
Так что же?
Вдовствовать что ли изволь?
Пустовать королеваскому ложу?
Да здравствует новый король!

* * *
Что делать?
Я просто схожу с ума,
Мысли текут, как жидкость.
Для кого, для чего дальше жить мне?
Дворец весь – тюрьма,
Тюрьмой стала Дания,
Страна – западня.
Лгут стены и здания,
Средь ночи и дня
Ложь лжёт,
Дурь хохочет,
Обжорствует сыть…
Живите, кто хочет,
Мне лучше не быть…
* * *
Умирают ежедневно в мире гамлеты,
Романтики и мыслители.
Вот Есенин –
завязал себе он сам петлю
И – во тьму!
Почему?
Вы спросите!

Был Есенин, был и Гамлет поэтами,
Романтику жизни любящими.
И обоим им призраки рассветные
Тихим ветром шепнули «Иуду ищи!»

«Отомсти!» - шепчут камни могильные
Повсеградно, повсеместно, повседневно,
Жить невмочь с твоею ненавистью гневной,
Осилишь ли, Гамлет,
своё ты бессилие?

* * *
Бессилье – не жить,
Но и сила ль остаться?
Оружье сложить,
Или до смертного вздоха сражаться?
Он умрёт,
но умрёт не один
От рук притворных
Придворных
В самом конце последнего акта.
И печальный призрак-исполин
Спокойно уйдёт
в сады Гекаты.
* * *
Уходят гамлеты со сцены
С клинком, омытым кровью и ядом,
А кто им, гамлетам, идёт на смену? –
Солдаты Фортинбраса строевым парадом.
Ему , Фортинбрасу, и им, солдатам,
На всё плевать: на убийство брата,
На верность Горацио,
На слабость Офелии.
Они военною славой овеяны,
Их профессия – драться,
Убивать – их призвание.
За наделы земли,
С серебром кошели
Черной лавой прошли,
Черной смертью смели
Десять стран, в том числе и Данию.
Хриплый храп лошадей,
Тусклый топот пехоты –
Не до тонких идей
В непрерывных походах.
Поцелуи кокоток,
Сытый гомон трактиров –
Век солдата короток,
Прошагал он полмира,
Но зачем и кому
Отдал рьяную силу?
Где прошёл – прах в дыму
И рядами могилы.
Фортинбрас поводит поводьями –
Солдаты галопом несутся…
Гамлеты из жизни уходят,
Фортинбрасы жить остаются.

* * *
Гамлет, не умирай!
Ты так нужен, так нужен!
Мир неустроен,
недружен,
недужен.
Сколько их здесь,
без корон королей,
Злобных злобнее
и подлых подлей,
Сколько готово
друзей-розенкранцев
Смерть преподнесть
на пергаментном глянце,
Сколько отравы
в заздравном бокале!
Он неподвижен…
И хлопают в зале...

А фортинбрасовцы-атлеты
На копьях, сомкнутых плоско,
Уносят со сцены Гамлета
С усталым лицом Смоктуновского.

1968


БЕРЕГ

Колос качает крутой головой:
Будет зерно помеленным,
Иль будет зерно посеянным.
Берег жизни у каждого свой,
У кого – кисейный,
У кого – кисельный

Я не верю в ваш берег, Никитин*,
И вашему автору тоже не верю,
И вашей сюжетной нити.
Для Вас бы закрылись все двери,
Если б печатались Вы за границей,
Как Солженицын.

А где он теперь, Солженицын,
Под солнцем Женевы иль Ниццы?
Израиль сегодня не в моде,
И, кажется, он в Вермонте.

Слово – как соло сожжённой птицы –
Сол-же-ни-цын…
С рыже-серой бородкой, упрямый и злой,
Бывают такие лица –
Пылающий уголь прикрыт золой.

Жаль, что берег его на другой стороне
Нашего шара помятого.

*Никитин – главный герой романа
Ю. Бондарева «Берег».
Память кипела его на огне
Не первого круга – девятого.

Неукротимы таланты…
Где он сердца печаль
Причалил,
В каких безднах серного Данте?

* * *
А как издевались над старым Чуковским
Досталось и дочери Лидиии.
Звенели статьи тишиною матросской:
«Изгибы партийной линии».

Статьи – не забыть, не понять их –
Укусы заглавия броского.
Попранием прав у Твардовского
Украли «По праву памяти»!

А он, угасающий, долгие ночи
Подушку в бессилии мял и ворочал.
С него и поныне не сняли вины,
А запретивши творения,
Не успели одно – выдворение
Из страны.

* * *
Погиб и Борис Пастернак.
Мучительно, уродливо
Травила взахлёб его тупость угодливая,
Получившая знак
Бить больного писателя.
И медиков рать старательная
Со свету заживо сживала
Автора «Доктора Живаго.

И досмерти можно унизить…
Трудно ушёл Пастернак из жизни,
Отказавшись от шведской премии –
От причала на том берегу.
Был он нашего,
русского племени,
Верен остался берёзам в снегу.

А скончался под майских
черёмух метель.
Берег… Мель…
Перевернута лодка…
«Я пропал, как зверь в загоне…»
И осталась в словарях сводка:
«Жил. Написал. Похоронен.»

По весенней Москве
Листки-самоделки.
Александровский сквер,
Плющиха, Савелки –
Клеят в фартучках ученицы,
В клетку страницы,
Текст от руки. Кратко:
«Завтра в Переделкине
Хоронят Пастернака.»

Говорят, что у гроба опального
Только юность стояла –
девчонки да парни.
Не боится крутых берегов
Тот, кто завтра готовится в плаванья.
А враги – что боятся врагов,
Пусть сидят себе в тихих гаванях.

* * *
Шереметьево.
Лайнер ныряет к бетону,
Держитесь, Никитин, ещё немного.
Берег жизни – у милого с детства порога,
А приставать – так к родному затону.

* * *
В Третьяковской висит галерее
Полотно Левитана «Плёс».
Тихий вечер над Волгою рдеет,
Дымка тонких закатных полос,
Звон медноглавых церквей.
В кружеве лёгких ветвей
Листьев прощальная хрусткость…
… Руки раскинь от плеча до плеча
И обними эту гладь и причал:
Берег.
Россия.
Искусство.

1977
Made on
Tilda