Этот великий могучий многозначный русский язык…

О душительных сборниках и других не менее страшных вещах

На семинар Льва Ошанина в литинституте я попала случайно. Тогда, в середине восьмидесятых, друг моей юности поэт Андрей Хворостов учился у этого мэтра и несколько раз приглашал меня на их обсуждения. В этот день слушали какого-то юношу с обоймой стихов на сельскую тематику. Одно было особенно длинным и проникновенным: о молодом учителе, приехавшем по распределению в деревню. И как ему, горожанину, все трудно и непривычно. Но автор успокаивал героя, что вскоре он станет здесь своим, уважаемым и нужным человеком, и быстро освоит крестьянскую жизнь.

Через год будешь ты косить,
Водку пить, выгонять скотину…

Поскольку почти все присутствующие тоже были юными и еще не слишком поднаторели в ловле поэтических блох, погрешностей в этих строках никто сразу не заметил. Но мягкое интеллигентное лицо Льва Ивановича скривилось, как от попадания холодной воды на больной зуб.
– Не могли бы вы уточнить, «косить» в каком смысле? Косой или глазами? Рядом с упоминанием о водке напрашивается скорее второе…
– Нет, это он от армии косить собирается! – оживились студенты.
– А скотину куда выгонять? – подключился самый въедливый однокурсник Андрея, – в стадо по утрам или вообще, чтобы ее не было?
– А может, это он жену таким словом называет? Тяпнет водки этот Макаренко и за дверь ее, чтобы воспитательной работе не мешала, – веселилась аудитория.
Ошанин прошел вдоль рядов, успокаивая особенно горластых легким похлопыванием по плечам и вернулся к своему столу.
– Многозначный у нас язык, – сказал он, словно извиняясь за это его качество, – и если у слова есть омонимы, без уточнений не обойтись. «Косить» требует пояснения что, например, траву, или чем – косой. Выражение «выгонять скотину» тоже надо бы чуть расширить. А то есть еще слова, с которыми надо быть особенно осторожными. Скажем, «душа». Упаси вас бог употребить ее без определения в родительном падеже! Получится повелительное наклонение глагола «душить», и такие с этим перлы бывают… Лучше вообще ее трогать поменьше, но если уж вам особенно приспичит, то обязательно ставьте рядом, скажем, «моей души» или «измученной души», чтобы было видно, что это существительное.
Тогда я услышала об этом впервые. Но с наступлением горбачевской оттепели предупреждение о коварном слове все чаще стало звучать на московских литгруппах. Оно и понятно, в брежневские времена душу в стихах поминали довольно редко, боялись, как бы за это не обвинили в религиозности. А тут понеслось… Затаскали не меньше, чем за века затертое до безликости слово «любовь». Но если в поэтических подборках столичных журналов «душа» и «любовь» в последние десятилетия употребляется все меньше и осторожней, то провинциальные поэты не любят ставить себе никаких ограничений. А потому всевозможными душами набиты не только стихотворные тексты, но и названия произведений, и даже заглавия книг. Самыми разными душами. И в родительном падеже тоже…
Первый «душительный» сборник стихов я нашла в Москве на скамейке парка. Умилилась, что книга отпечатана в тамбовской типографии – неожиданная такая встреча с бумажным земляком. Спросила сына, не знает ли он поэтессу Ларису Смыкову. И только увидев, как он покатился со смеху, обратила внимание на название книги: «Глазами души». Триллер! Ну, руками душат – это понятно. При определенной сноровке, наверно, можно и ногами. Но чтобы глазами… Такой взгляд и не представишь… Удавы отдыхают.
Вторым пополнением моей коллекции стала «За горизонтом души» Татьяны Курбатовой (да простит меня поэтесса, подарившая мне книгу с теплой искренней надписью!) Вряд ли автор понял логичность этого двусмысленного заголовка: кто же душит на виду у всех? Если такое происходит на открытом месте, лучше всего, конечно, уйти за горизонт.
Третий экспонат – «Голос души» Татьяны Шурыгиной. До того объяснялось, чем это делать и где, теперь же, что именно душить. Хорошо еще только голос, может, оставив без него, хоть жизнь сохранят.
Нет, такое выходит не только в нашем городе. Московская подруга недавно показала мне коллективный сборник стихов под названием «Струнами души». Кто-то очень постарался оформить обложку: веточки, листочки, солнышко. А у меня холодок пополз между лопаток – струна-то самое что ни на есть частое киллерское приспособление как раз для такого способа убирать лишних людей…
И все же вернемся к тамбовским книгам. Два из трех «душительных» сборника были выпущены издательствами, на каждом стоит имя редактора. Поскольку все три автора не имеют филологического образования, нет смысла обвинять их в незнании такой языковой ловушки. Но редактор знать это просто обязан, и обязан объяснить заказчику. Правда, работавшая над «Голосом души» Елена Луканкина рассказывала, как пыталась убедить родственников Шурыгиной изменить заглавие. Но, значит, плохо растолковала. Удалось же мне, даже не будучи редактором, отговорить одну тамбовскую поэтессу назвать сборник «Венки души цветенья». Вот уж было бы, говоря словами все того же Ошанина, «непонятно, кто кого чем и зачем».
Слово нужно ощущать. Чувствовать на вкус и цвет во всей его многозначности. И не только самим поэтам, не только редакторам, которые в запарке могут что-то и не заметить. Чувствовать коллегам по Союзу писателей и не хихикать за спиной над неудачей другого, а вовремя дать нужный совет. Чувствовать работникам типографии, ведь сейчас многие книги выпускаются без издательств, прямо через стол заказов. Чувствовать журналистам, особенно когда они начинают цитировать стихи на страницах газет.
В одном из номеров «Новой Тамбовщины» за 2005 год рассказывалось о поэтическом вечере Лидии Перцевой и были приведены строки из ее стихотворения:

Коль вас пригашают, как свечки,
Пытаясь насильно задуть,
В сердца догоревшие печки
Дровишек подкиньте чуть-чуть.

Не хочу высказывать свое мнение по поводу использования всерьез известной нам всем с «Мойдодыра» рифмы «свечка-печка». Не буду останавливаться и на метафоре автора, у которого горящее сердце ассоциируется не с костром, факелом или звездой, а с отопительным прибором (так и представляется железная печка-буржуйка, а железное сердце вроде бы что-то не очень хорошее). Это тема для отдельного разговора о зрительном ряде при создании метафоры, мы же сейчас пока разбираем многозначность слов. Но вот слово «задуть» в нашем разговорном языке уже лет двадцать назад приобрело второй, довольно неприличный смысл. И не считаться с этим нельзя. А уж в сочетании «насильно задуть» оно воспринимается только в этом и ни в каком другом значении, поскольку из-за привычного для многих весьма эпатажного выражения все эти свечки-печки мгновенно забываются.
После выхода этой заметки мне позвонило около десятка человек – знают, что я собираю такие ляпы. Смеху было не меньше, чем в той, ошанинской аудитории. А мне стало жалко автора. Каждый из нас может допустить ошибку. Но в сборнике и при чтении вслух она была бы не так заметна. А тут растиражировали на всю область, сакцентировали внимание на этих строчках, и ее увидели сотни людей. Это уже вина газетчиков, которые, к сожалению, все чаще теряют вкус слова.
Но народ его не теряет. И если он прощает певцам всякие нелепости в попсовых песенках, то ляпы и двусмысленности в высокопарных названиях сборников и дидактически правильных четверостишиях не могут уйти от его зоркого глаза. А посему совет для всех любителей «высокого штиля» и прочих красивостей: будьте осторожны!

Нина Веселовская
Тамбов