Что будет, если паровоз поедет без рельсов? Я задавала этот вопрос разным людям и в три, и в пять, и в семь лет. Ответы были почти одинаковыми: паровозы не могут так ездить. Ну, а если всё-таки? Взрослые пожимали плечами, разводили руками. Не могут и всё. Не ездят. Нечего глупость всякую спрашивать, делом займись. И тут же находили мне это дело.
Но когда в ночной тиши вдалеке начинали перекликаться эти железные монстры, я вспоминала свой вопрос, и во сне находился ответ. Там поезда бегали по городу, гонялись за мной и по рельсам, и без них. Самый страшный повторялся несколько раз: я открываю дверь на улицу, а вместо тротуара проложены пути, и по ним туда-сюда снуют паровозы, вагоны, дрезины и прочая железнодорожная нечисть. И я понимаю, что уже никогда не смогу выйти из своего дома, потому что собьют-раздавят, ведь они только этого и хотят…
Паровозы пугали и завораживали меня с самых ранних лет. Но не более поздние локомотивы и электрички с закрытым низом, а те самые, огромные, дымные, чёрные, с красной звездой во лбу, с красно-чёрными колёсами (каждое выше меня) и сверкающими шатунами. Это чудовищное нутро ритмично ходило, жило непонятной машинной жизнью, стучало, скрежетало, фыркало. Они не гудели, а истерично орали, и каждый раз по-разному. Подходя к вокзалу – длинное победоносно-разбойничье у-а-а-а-а-у, приветствуя встречного собрата – у-а-а… у-а-а… у-а-а… А поднимаясь на горку, издавали надрывное, прями-таки предсмертное – а… а… а… Причём всё это было ужасно громким: и паровозные крики, и лязг шатунов, и свист вырывающегося откуда-то снизу пара.
Во время прогулок с бабушкиной сестрой тётей Раей мы иногда подходили к железнодорожному переезду. Стояли, ждали, когда поползёт вниз шлагбаум, выстроятся в цепочку машины, а из маленького домика выйдет хмурый дядя с жёлтым флажком. И всякий раз тётя Рая, по-учительски строго поднимая указательный палец, объясняла, какие опасные эти поезда. Самым веским аргументом была история про то, как на глазах у её и бабушкиного брата Сергея попал под колёса какой-то мужчина. Несчастному отрезало голову, и она катилась вниз по насыпи, вращая глазами и шевеля губами. Я с ужасом смотрела на гравий откоса, почему-то уверенная, что всё произошло именно здесь. А тётя Рая добавляла, что впечатлительный братец Серёжа потом долго мучился бессонницей, вспоминая жуткое зрелище. Тётин педагогический приём был весьма эффективным, но она почему-то не учитывала, что её любимая маленькая Ниночка была не менее впечатлительной…
А потом в семье стали говорить про какого-то родственника знакомых или знакомого родственников, который тоже пал жертвой этих монстров. Он шёл в метель по шпалам, и на него «выскочил паровоз». Вот тут всё стало ясно. Я знала, что слово «выскочить» обозначает спрятаться, а потом внезапно выпрыгнуть. То есть, как только ты наступаешь на рельсы, эта громада выскакивает и нападает. А где прячется? В кустах, наверно. Вдоль насыпи много высоких кустов и деревьев, вполне можно там затаиться. Но рельсы в кусты не ведут. Значит без рельсов. Видимо, тогда и возник у меня вопрос о безрельсовом передвижении.
Переход через железнодорожные пути стал проблемой для всей семьи. Я до слёз боялась через них перешагивать. Меня брали на руки, но от этого становилось ещё страшнее, ведь взрослые идут медленно, а кусты – вот они – близко, а там… Однажды мама, то ли решив подразнить меня, то ли успокоить, пошла прямо по рельсу, ловко балансируя на своих шпильках-лодочках. Как я тогда тряслась и рыдала!
Бабушка никак не могла понять, почему я не хочу ездить в гости к её друзьям Павловым, ведь у них так интересно: книги, картины, резные фигурки, даже телевизор есть (на рубеже 50-х – 60-х это в нашем городе ещё было редкостью). Я долго не признавалась, что всему виной подъездные пути завода. На них, как назло, паровозик стоит, вдруг двинется… А троллейбус, гад, вместо того, чтобы побыстрее проехать, ещё и притормаживает, подскакивает на рельсах, вот-вот застрянет. И вскоре вправду по Тамбову поползли слухи, что на этом самом месте у него штанга полетела. Водитель открыла двери и крикнула пассажирам, чтобы срочно покинули салон. Слава богу, все успели выскочить, а заходящий хвостом в заводские ворота состав протащил бедного рогатого с десяток метров. Не зря я боялась.
Избавилась я от этих фобий, когда уже стала школьницей, и меня начали возить на море, разумеется, на поезде. Хотя составы на городских улицах снились ещё несколько лет. Но они как-то уменьшились в размерах и были не столь агрессивными.
А ответ на свой вопрос я всё-таки получила, правда, только годам к тридцати. На Троицу мы с мамой возвращались с кладбища и пошли не через главный вход, а по железной дороге. И вдруг… Я никогда не видела локомотивчика, закопанного по самые окошки кабины машиниста. И вагон до середины погрузился в землю. Вначале не поняла, что случилось, но вот они – сбитые перекладины тупика. Маневровая «кукушка» разогналась, пробила тупиковое ограждение, и да, то самое, паровоз пошёл без рельсов. Вернее не пошёл, а ушёл. В глубину. Метра на полтора, а то и побольше. Спросила стоящих вокруг зевак – нет, никто не пострадал.
Как вызволяли машину, не видела, но покинула место ЧП с чувством глубокого удовлетворения. Теперь знаю, что и на самый глупый вопрос жизнь даст ответ, нужно только немного подождать.