EXIT

Шли на сцене разборки и споры,
Маски-ангелы, маски-бестии,
Неестественный хохот актёров
Надоел уже в первом действии.

Деньги, сплетни, карьерные выгоды,
А о чувствах – самая малость.
И от надписи красной «Нет выхода»
Обречённо сердце сжималось.

И уже не следя за сюжетом,
Я утюжила взглядом колонны:
Выход, выход, где же ты, где ты?
Но пропал огонёк зелёный.

Побрела я по залу отыскивать,
По портьерам тяжёлым шарить,
Словно будет единственной истиной
Электрический этот фонарик.

Вот он.
Свет из-за двери брызнул.
Закружили меня указатели.
И казалось, они обязательно
Приведут меня к новой жизни.

«Выход…» «Выход…» Что выходом станет?
Чую, будет подсказка свыше,
Мне откроет судьба свою тайну.
Я на дождик осенний вышла…

Надо ж здесь нам столкнуться
случайно,
Я уж думала и не увижу…

Ты стоял, зажигалкою пыхал,
Но она не давала огня,
Для кого-то ты, может быть, выход,
К сожалению, не для меня.


СТАРЫЙ ХУДОЖНИК

Всё. Грозовая канонада
Ушла за лес, ругаясь яростно.
А над обломанным горсадом
Взметнулась радуга в три яруса.

Как странно этот мир устроен!
Когда вот так гроза минует,
К нему летели светлым строем
Сверхпродуктивные минуты.

Добавив в краски умбры с сажей
И разбросав по полу тубы,
Он в заготовленных пейзажах
Монтировал бои и трупы.

И добавлял он крови в воды,
Пожарный дым туманил дали –
Что диктовала непогода,
Всё худсоветы утверждали.

…Парит в саду мольберт забытый,
Крепчает яблоневый запах,
И пудель ходит следопытом
В калошах грязевых на лапах.

Он пальцы в рот и свистнет лихо,
Потом, подняв вперёд ногами,
Кряхтя потащит пуделиху,
Чтоб отмывать ей лапы в ванне.

Умаясь, сядет на крылечке
Среди намокших старых шлепанцев,
И снова дымные колечки
В роскошном небе будут лопаться

Сидит и курит. Делать нечего.
Во тьму годов уходят лица
Войны, что детство искалечила,
Но чем потом всю жизнь кормился

А южный ветер листья сушит
И облаков чересполосицу
Гроза ему омыла душу,
Но на холсты уже не просится.

ПЬЯНОГО СЕРДЦА МОЛИТВЫ
Ю. Белову

Осень сулит нам утраты,
Ветер промозглый простуду.
Завтра пойдёшь с утра ты
Снова сдавать посуду.

Пару бутылок сомнительных
Сунешь в авоську опять ты,
Слушая, как на митинге
В небо несутся проклятья.

Руки и ноги поленьями,
Но неожиданно ловко
Сунешь в карман вожделенную
Длинную белоголовку.

К водке варенье – закуска ли?
Вроде бы противу правил.
И повторение тусклое:
«Боже, за что ты оставил?»

Спаса протрёшь старым свитером,
Надо поклон сотворить бы.
Но заглушаются митингом
Пьяного сердца молитвы.

НОЯБРЬ

Когда перевели часы,
Мы сразу провалились в зиму:
В момент осыпались кусты,
И ноги в микропорках стынут.

Хотя морозов нет пока,
И снег, хоть выпал, но растаял,
Но всё лохматей грачьи стаи
И безнадёжней облака.

Под ветром сгорбились заборы,
Закат, отжатый, как лимон,
И всё тревожней перезвон
На католическом соборе.

Нам предстоит пройти сквозь тьму,
Морозы и оцепенелость.
И то, что летом нам приелось,
Недогорело, недопелось, –
Переосмыслю и пойму.

БОЛЬШИЕ СНЕГА

Мы в России любим снега,
Но бывает и этого слишком:
В Рождество замела пурга
До окошек седые домишки.

И бредут, опершись на лопаты,
Отгребать их старушки убогие,
Чтобы были наутро ребятам
Для разбега санок дороги.

Чтоб невестке сапог не засыпать –
Пусть вниманье к её особе.
И ещё для нетрезвого сына –
Возвратясь, не заснул бы в сугробе.

ИНАЯ ЖИЗНЬ

Тьма такая густая,
хоть ложкой хлебать,
Замирают на стрелках мгновенья,
Я глаза закрывая,
и едет кровать
В золотые врата сновидений

В той стране, в том краю
я познаю опять
Лёгкость тела и лёгкость слога –
Я танцую, пою,
я умею летать,
Мчусь в широком ландо по дорогам.

Меня там не гнетёт
опостылевший быт,
Сплетни, дрязги, долги и et cetera,
И ещё рядом тот,
кого можно любить,
Кого в жизни я так и не встретила.

Я спасаю его,
я пытаюсь обнять,
Напоследок уткнуться в колени,
Но кончается сон,
но сгущается явь,
Размываются милые тени.

Протираю глаза,
подойду к образам,
За иконами веточки вереска.
Что мне Спасу сказать?
Что из сна унесла
Каплю жизни иной. Человеческой.

ДЕРЕВНЯ

Коровами подстрижена трава,
Блестит в копытце зелье колдовское,
Я чувствую – душа моя жива
И только здесь дождалася покоя.

Неспешно всё. Спокойно. Без сует.
Ползёт лениво солнце к водоёму.
Мужик окурок кобелю суёт,
Тот морщит нос, не прогоняя дрёму.

Я различаю раннюю звезду,
Крепчает запах странного напитка,
Сосед ведёт кобылу за узду,
Протискивает в узкую калитку.

Им всё равно, кто в марте проиграл,
Куда везут смертельные отходы,
Но важно, кто в колодец нарыгал
И кто в кого промазал на охоте.

Под вечер, раздавив по полуштофу
И от эмоций захмелев слегка,
Экологическую видят катастрофу
В обличье колорадского жука.

Мне скучно с ними. Но вокруг трава
Обгрызена коровами до корня.
И здесь, в тиши, душа моя жива,
И только здесь дождалася покоя.

* * *

В городе морозов запоздалых
Признаки весны слабы и робки,
И грачи в контейнерах устало
Разрывают клювами коробки.

Но на гаражи в потёках рыжих
Левитановское солнце брызжет,
И, забыв про зимние напасти,
Бабы моют окна к ранней Пасхе.

ЕЩЁ РАЗ О ЛЮБВИ

Соловьёв я с тобою наслушалась
На три жизни вперёд,
И черёмухи запах удушливый
Меня скоро с ума сведёт.

Собрала я уже коллекцию
Дымных лунных колец.
А ты всё про мораль мне лекции…
Вот подлец!

СУГРОБЫ

Мокрый мир. Зима умирает.
Мерно, медленно капают крыши.
И заметно,
и даже слышно,
Как сугробы вздыхают.

Словно белые мягкие мишки,
Вдоль дорог собирались в стаи,
Поднимались до самых крыш и
Оседают.

Все вокруг стало плоским
и грязным,
Так из снов прорастают будни,
Только верим: что-то прекрасное
Ещё будет.

ПОСЛЕ МЕТЕЛИ

В ночь метель хулиганила по саду,
Отмечая осенние проводы,
И послушницами перед постригом
Нынче сливы склонили головы.

Вспоминать буду долго я с нежностью
Их монашеский белый наряд.
Только хлопья с деревьев заснеженных
Мне за ворот упасть норовят.

* * *

Я – дегустатор слов.
Пробую их на вкус,
Катаю во рту,
Ловлю прану, как от старого вина.
И если в пыльных сборниках
Удаётся найти
Что-то особенно марочное,
Весь день держу на языке этот кайф
И думаю:
Ради такой вкуснотищи
Стоило родиться.
А вы, льющие
Центнеры словесного самогона,
Не угощайте меня.
Я не смогу оценить ваш труд,
Не опьянею,
Меня просто стошнит
От вашей бормотухи.

ОСЕНЬ С МОСТА

Бетонный мост и жёлтый дым вагонов –
Наверно, из-за мокрого угля,
За тупиком, как дембели в погонах,
Выпячивают груди тополя.

Но бравый вид их день за днём лошистей –
Осенней покоряются судьбе,
И всё острей напоминают листья
Рубашки из линялого хэбе.

Замкнётся круг. Вернётся время оно.
И мы под перезвонами церквей,
Отряхивая так листву и гонор,
Очистимся до сущности своей.

ПЬЯНЫЙ ВЕТЕР

Пьяный ветер щенком налетает, шаля,
Сквозняками наполнился дом.
Нынче даже сирень отцветающая
Молодым запахла вином

Нынче даже тихони-соседи мои
За столами, закусками устланными,
Их суровые жёны, как строй данаид,
Наполняют бокалы без устали.

А на клумбе их кот помечает подряд
Все цветы и смородины ветки.
Я его не гоню – разве кот виноват,
Если пьян он от майского ветра?

* * *

Я – реинкарнация Клеопатры.
Устав ещё в прошлой эре
от любовных утех,
Я веду почти монашеский
образ жизни.
Но по ночам слышу звон мечей
И бросаю прощальные взгляды
на очередную жертву,
На дурачка, заплатившего жизнью
За ночь со мной.
И ещё я помню во сне,
Что раньше
среди мужчин
Бывали Цезари…

ЮБИЛЕЙ

В тот день ей исполнилось ровно сто –
Солидный такой юбилей.
Её с трудом усадили за стол,
Где было много людей.

Их стол собирал, словно лодки причал:
Вот дочь, вот правнучка и внук,
И праправнучонок ботинком стучал,
А многим казалось, что этот стук
Часы её мерно считал.

Но вот оживленье, что было вначале,
Тихонько сходило на нет,
И всё неестественней тосты звучали,
Особенно те, в которых желали
Ей счастья и долгих лет.

Вот кто-то ушёл потрепаться на кухню,
А кто-то курить на балкон,
Но зальная дверь в это время ухнула,
И появился он.

Он к ней подошёл и прижался устами
К сухой узловатой руке.
И замерли гости. Застыли, уставясь.
И странно лицо у неё изменялось,
Как будто стекала каплями старость
В его хризантемный букет.

И он прошептал: «Это я виноват,
Что жизнь наша так протекла.
Теперь ничего не вернуть нам назад…»
Она подняла всепрощающий взгляд
И вышла из-за стола.

И, за руки взявшись, они побрели
В засыпанный листьями сад,
Всё легче, быстрей, беззаботнее шли
И не оглянулись назад.
А дальше, почти не касаясь земли,
Кружились и в танце друг друга вели,
Пока не исчезли в небесной дали,
Где только что умер закат…

«Ну что ж, слава Богу, – племянник сказал, –
Что встретились их пути!»
А кто-то в углу безнадёжно вздыхал
«Да, чтобы мужчина вину осознал,
Столетье должно пройти!»

* * *

Блажен чьи помыслы и руки чисты.
Но если ты поэт – не просто автор, –
Ты должен быть слегка авантюристом:
Мюнхаузеном чувств и Бендером метафор.

* * *

В городе морозов запоздалых
Признаки весны слабы и робки,
И грачи в контейнерах устало
Разрывают клювами коробки.

Но на гаражи в потеках рыжих
Левитановское солнце брызжет,
И, забыв про зимние напасти,
Бабы моют окна к ранней Пасхе.

* * *

Мы живем, словно жертвы обмана
Да, природа России скупа:
Для кого-то с небес сыплет манна,
А для нас – ледяная крупа.

НОЧНЫЕ ГОЛОСА
Урба-ноктюрн

Пробежала дворняжья стая –
Голоса затихают вдали.
Тянут выи им вслед, осуждая
И постанывая, фонари.

Над путями диспетчер натужно
Повторяет – слов не понять.
Где-то плачет ребенок разбуженный,
Его тютькает сонная мать.

Этой бабе, навеки уставшей,
И во сне – все дела и дела…
И храпит поэт, перебравши,
И не слышит, что Муза пришла.

ОПОЗДАЛА

В день последний нежаркого лета
Возвращалась я из Притамбовья.
Позади полей километры,
Что для корра районной газеты –
Рядовая прогулка, не боле.

Ну, устала, гудящие ноги,
Только юность сильна и упряма.
Я у дома. А тут на пороге
Уходящие гости и мама.

Пёс мой Шурик ластился к гостю –
Странно, он не любил чужаков, –
А Никифоров вымолвил просто:
«Познакомься. Это Глазков».

«Оч приятно!» Известна фамилия.
Да, стихи, про Рублёва кино…
Он шепнул мне: «Какая вы милая!
Вам счастливою быть суждено».

Говорят, что поэты – провидцы,
Но и им ошибаться не грех.
В девятнадцать все милы девицы,
А вот счастье… оно не для всех.

Постоял до обидного мало,
Хоть и был он приёмом польщён:
В десять мест забежать предстояло,
А наутро куда-то ещё.

И ушли наши гости к закату.
Мать вздохнула: «Вернётся едва ли.
Что же, дочь, ты сама виновата,
Чай в саду два часа распивали».

И про всё-всё в подробностях стала,
Как экспромтами сыпал Глазков…
Я сидела, глаза закрывала,
Перед ними туча всплывала,
Жатка дергалась и стучала,
Бабы, лодки, брёвна причала
И жующие морды коров.

Долго транспорт ждала у вокзала,
Да, автобусы – просто беда…
Опоздала я. Опоздала.
И наверно, не только тогда.

ОСЕННИЕ ПОЛЁТЫ

Мокрых грачей запоздалые стаи
Мчатся к закату – пусть улетают!

А на верёвке штаны и халат
Машут им вслед и слететь норовят.

Снегу навалит, но вскоре растает –
Паром на небо опять улетает.

Астры исчезли после метели,
Нет, не засохли, они улетели.

Чёрной земли обнажённое тело,
Что на нём было – всё улетело.

Всё улетает – мечты и поступки,
Летнего вальса забытые звуки.

Вновь громыхнуло из тучи седой –
Осени лайнер очередной.

Небо опять объявило посадку –
Листья спешат по асфальту вприсядку.

Над отлетающими посмеюсь:
Лёгких вам крыльев! Я остаюсь.

САЛФЕТКА

Я перо окуну в золотую зарю,
Я перо окуну в беспросветную мглу,
А потом прихвачу я его, как иглу,
Строчки вышью и утром тебе подарю.

Будешь ты любоваться их гладью простою:
Завиточки, цветочки, листочки и ветки.
Никогда не поймешь ты, что это – пустое.
Просто вышивка словом. Поделка. Салфетка.