ПЕРЕДЫШКА

Спокоен будь, мой бриг.
Пускай скрипят крепленья,
И парус штопаный повис мешком,
И ты застыл под штилем
в знойной лени, –
Хоть прыгай за борт и иди пешком, –
Не торопись, мой бриг!
Пусть ветер стих,
Вон тучи вновь всплывают с моря,
И пена белая лохматит чёлки волн,
Вздохнём, послушаем, посмотрим, –
И в шторм грядущий,
как в набатный звон,
Уйдём опять, мой бриг.
Наш отдых – миг…

1979


ПРОЗРЕНИЕ

Да, был клинок, удар и рана,
И темнота.
Не правда ли, как странно –
Так близко вдруг перед лицом трава…
И тяжестью налита голова,
И воротник из кружев чем-то
красным смочен,
И хочется вздохнуть – и больно очень,
очень…
Пить, пить…
Спеклись солёные уста,
И слов поток в гортани скомкан,
А мысль прозрачна и проста:
Жить всем живущим!
Жить!
И завещать потомкам,
Что всё пустое в гордых поединках,
А в жизни главное – трава,
вот так,
у самых глаз
её былинки.

1979


НАПЕРЕКОР

Мне мать твердила, я с пелёнок
Была с характером ребёнок:
Втугую стягивала пряжки
И косы я плела в затяжку.

Возненавидела круги,
Рассчитывая «эль» дуги,
А проверяя площадь круга,
Я рисовала профиль друга.

Вправляя в оси ординат
Косинусоид глупый ряд,
Волн видела вечерних стынь
И облака в комках простынь.

Твердя про параллельность линий,
Косые представляла ливни,
Не веря в истинность корней
И возвышенье степеней.

2000


ДЕРЕВНЯ

Мне паспорт говорит,
что я не горожанка,
Родилась я в селе Сурава.
И доложу вам, право,
Мне горожанства
своего не жалко.

Я вижу, словно в акварели древней:
В пыль площади распластан подорожник,
Я медленно и осторожно
С кувшином маминым иду деревней.

Плетень и жерди у ворот,
И запах кизяка и хлеба,
И дверь распахнутого хлева,
Как чей-то страшный чёрный рот.

Там в глубине неведомое ест,
Вздыхает, чавкает сердито,
Приглушенно стучит корыто
И тонко взвизгивает жесть.

Стою, боюсь дышать, а хлев так близко,
А мама… Мама дома, далеко.
Иду обратно. В подорожник низкий
Бьёт дно кувшинное и плещет молоко.

И в памяти, как в акварели древней,
Та дверь открытая, вечерний полусвет.
Она всегда со мной, с начала первых лет, –
Родная, тёплая, молочная деревня.

1979


CREDO I

Жизнь мне столько рубцов насадила
И царапин глубоких, и ран.
Здесь кровит от зубов крокодила,
Там синяк –
дал пинком павиан.

Но я шрамы свои не считаю.
Ты слезливые сопли не три.
Не прикрыться любыми щитами,
Если звери грызут изнутри.


CREDO II

Это в жизни так трудно, так важно,
Чтоб никто никогда и нигде
Не посмел бы сказать, что однажды
Нажилась на чужой я беде.

Я – что я? – Графоман бестиражный,
Но в укор временам и судьбе
Не купилась на льготы продажных
Никому
никогда
и нигде.

2001


ТРУБАЧ

Не труби по ночам, не труби ты, -
Ишь, привычку какую взял скверную!
Мелодия в душном тумане разлита,
И вздрогнуло сердце серною,
Звездою упало с крутой темноты,
Птицей ударилось в угол, -
Неспящие песни – рассветов посты,
Неспящие песни – ночей караулы.
Час чёрный быка
нас надеждами ранит,
Но не вернутся к любимым убитые.
Звуки плывут над глухими дворами,
Не труби ты, трубач,
не труби ты.

1979


КОМПАС

А компас на жизненном
пути человека – это его совесть.

Кто-то мне компас в подарок принёс.
Мне только что восемь стукнуло,
И я, позабыв про песок и про куклы,
Смотрела на стрелок дрожащий разброс.

Тело у стрелки словно разрезано:
Чёрная часть… белая часть…
Крутится стрелка, стремится попасть
В эти свои антитезины.

Чёрным и белым север и юг,
Стрелка, спокойно, без дрожи показывай,
С первой той встречи, компас, мой друг,
Ты не ошибся ни разу.

1979


ТОПОР

I
Нет, я не за топор
холопских бунтов,
И я не за топор
кровавых плах.
Не за топор
фашистской хунты,
Не за топор, губивший
гнезда птах.

Березы белой
тело на траве…
Но черный знак –
Топор,
Как черный зрак
В упор –
Раскольникова
с петлей в рукаве.

II
Любимый взял в руки топор,
Стружки струились и пели, как строчки,
Щепки-метафоры били в упор
С лезвия острой отточки.

Осколки-опилки, опилки-осколки,
Тугие и сочные, словно слова
Не переводного, заморского толка,
Родимоязычные, как мурава.
И на глазах из столярного леса
Восстала поэма, как сказ Веталы,
В причудливых скатах,
узорных навесах,
В крупинках засохшей смолы.

III
Нет, я не за топор
В багрянце войн зловещих,
Зачем символики укор
Послушной людям вещи?

Я за топор, за тот топор,
Что тёс и брёвна тешет, режет,
И стружки застилают двор,
И струги к солнцу путь мережат.

1979


ЧЕРНОЗЁМ

И мы затем цветы в гирлянды вьём,
Чтоб привязаться больше к чернозёму.
/Пастернак. Из Дж. Китса/

В моде, говорят, Нечерноземья
Глинистые, бурые поля,
Мне ж милее чёрная земля,
В ней, как в бархате, горит янтарно семя.

Грач весною в борозду спустился
И пропал вдруг, молодой носач.
Вороным пером он с почвой слился,
Ком земли крылатится, как грач.

Пашня – кудри черные земли,
Завитки под плугом, как под гребнем.
У реки ракиты зацвели
И стоит над полем запах хлебный.

Словно выткался народный плат
Из старинных кружевных плетений.
Корни сочные обняли плотный пласт,
Шепчут тайны тихие растений.

Землю я свою, душисту и черну
Бережно в ладони зачерпну
И щекою к ней прильну горящей –
Чернозём, – скажу я, –
Настоящий!

1979


Из книги
«Pro aris et artis»
(за алтари и искусство)

Что было и что есть искусство?
Мне пригоршня естественных камней
Прекрасней Аполлона Бельведерского.
Гармонии изысканное чувство
Не в чувственных извилинах камей,
А в чистоте воображенья дерзкого.